Последовал ли какой-либо ответ от шаха Исмаила, неизвестно. Шейбани-хан направил ему другое письмо, именуя в нем шаха не государем, а даругою. Это монгольское слово, употреблявшееся в улусах Джучи и Чагатая, у узбеков означало правителя города и его района, также наместника области, но не государя.

Неприязненные отношения между двумя ревностными последователями двух непримиримых толков ислама зашли слишком далеко, чтобы можно было все закончить миром. И вот еще одно очень любопытное письмо Шейбани-хана шаху Исмаилу: «…известно, что святейший посол – да благословит Аллах его и потомство его! – сказал: „То, что от отца остается, переходит к сыну и делается достоянием потомков“. Второе, подсказываемое соображениями разума, – то, что возникла мрачная ночь и звезды появились на небе, особенно яркая из них Канопус, которая восходит из-за вершины гор примерно на один полет копья, она засветила своим золотым блеском, но через какой-нибудь час она задрожит из-за страха перед восходом солнца, когда начинается утро, и в том самом месте, где взошла эта звезда, она и потухает. Таково и наше восхождение со стороны востока и твое восхождение с запада, по аналогии – это восход Канопуса и Солнца. Третье – то, что поклонение великой Каабе есть одна из основ ислама и является обязанностью всех мусульман, посему необходимо все пути, ведущие к великой Каабе, тебе устроить и завершить, ибо наши победоносные войска вознамерились совершить ей поклонение. Приготовь для их пути провиант и подарки, выбей монету, украшенную нашими августейшими титулами, на своем монетном дворе, и пусть каждую пятницу в мечетях твоих владений возглашаются на хутбе наши миродержавные титулы, сам же направься к нашему высочайшему престолу. В противном случае, если ты не подчинишься сему нашему августейшему приказу, мы пошлем против тебя наше дорогое и счастливое дитя, обладающего султанатом и миродержавием, победоносного героя Имадуддина Убайдуллу-бахадур-хана со всеми эмирами и войсками Бухары, Самарканда, Хазора, Никудари, Гура и Гарджистана, чтобы он ниспроверг тебя своим гневом и расправою. Если же он не станет победителем, мы направим на твои владения другое свое дитя, охранителя народа, спокойствие и безопасность городов, уничтожающего неверие и возмущение, „отца всадников“ Тимура-бахадур-хана со всеми эмирами и войсками Кундуза, Баглана, Хисара, Бадахшана и прочих районов Туркестана, чтобы он покорил твою территорию. Если же и вторично такое предприятие не осуществится, то мы пошлем свой победоносный и запечатленный удачей штандарт, т. е. льва чаши войны, первое свое дитя Абу-н-Наср-Камалуддина Сунджик-бахадур-хана со всеми нашими эмирами и приближенными, которые соберутся от Андижана и Ташкента, от Шахрисабса и Ургенча, от Хорезма с берегов Джейхуна и Сейхуна, от районов, занятых кыпчаками и калмыками, и других, чтобы они твердо противостояли врагам и сражались с ними, а знатнейшие сановники государства, кои будут присутствовать в той войне, сохраняли бы основу степенности на земле отважности».

Хондемир в своих трудах утверждает, что шах Исмаил два или три раза писал Шейбани-хану по поводу его враждебного к себе отношения, призывая «стать на путь истинной веры и последовать необходимости повиновения и послушания ему», удерживая его от совершения недостойных действий, кои являются причиною разрушения основ спокойствия народов. Однако все эти увещевания не произвели на Шейбани-хана никакого впечатления. При таком раскладе было ясно, что столкновение не за горами. «Так как выполнение паломничества к св. местам Аравии является непоколебимою основою ислама, то мы в ближайшее время выступаем в Иран и Азербайджан, поэтому извести, в каком месте произойдет наша встреча?» – писал Шейбани-хан. Шах ответил так: «Мы также намерены отправиться для совершения обряда обхождения вокруг гробницы имама Ризы – да почиют благословения на ее обитателях, – почему тебе подобает поторопиться выступить навстречу нашему счастливому и пышному кортежу, чтобы мы могли выявить как дружественные к тебе отношения, так и необходимость во враждебных действиях».