Джон Гонт, герцог Ланкастерский, младший брат Черного Принца, дядя короля, стал главой Регентского Совета и управлял страной. Англия еще не оправилась от последствий Черной смерти, но в обществе уже происходили перемены. Боль от утраты близких людей по-прежнему ощущалась, и в то же время заполнялись освободившиеся должности, людям казалось, что возможностей стало больше, а перспективы расширились. Общество оказалось глубоко потрясенным и ослабленным, но зачастую люди ощущали себя способными многого добиться в жизни.

Вера в то, что англичане непобедимы и непревзойденны в войне, что перед их оружием ничто не устоит, глубоко укоренилась в сознании всех слоев. Ликование от побед при Креси и Пуатье длилось дольше, чем огорчение от утраты всех материальных приобретений во Франции. Уверенность англичан в своей способности в любое время одолеть на поле боя шотландцев и французов отстраняла на задний план вопросы об исходе войны. Лишь немногие сознавали тогда разницу в победах на поле боя и прочном закреплении за собой завоеванных территорий. Юный пока еще парламент жаждал войны, однако не задумывался о подготовке к ней и не желал платить за нее. Пока шла война, от короны требовали только блестящих успехов и одновременно ее же осуждали за бремя налогов и то недовольство, которое оно вызывало в стране. Всю Англию охватило чувство победного торжества, контраст которому составляло недовольство перспективой заключения неумолимо приближающегося мира, доставшегося в наследство молодому Ричарду II.

В экономической и социальных сферах назревали большие проблемы. Черная смерть нанесла удар по тем отношениям в обществе, которые уже начали меняться. С того времени, когда корона ввела обычай нанимать солдат за деньги и отказалась от использования феодального ополчения, земельные узы стали ослабевать. Почему рыцарь не может брать пример со своего сеньора? Договоры, по которым мелкий землевладелец брал на себя обязательство служить могущественному соседу, «только не против короля», стали обычным – явлением. Однако вышеупомянутое ограничение не выступать против монарха соблюдалось не всегда. Старые узы взаимной верности исчезли, а вместо них появлялись частные армии – наемные защитники собственности, верные предвестники анархии.

В средневековой Англии процветание хозяев поместий часто основывалось на труде крепостных крестьян, чей статус и обязанности определялись обычаем и охранялись манориальными судами. Вокруг каждого поместья существовала сплоченная самодостаточная община. Хотя в XIII и начале XIV в. движение рабочей силы и товарообмен уже развивались, происходило это развитие относительно медленно, а распад деревенской общины шел постепенно. Теперь настало время, когда старые структуры общественной жизни и труда уже не могли быть сохранены. Черная смерть резко усилила этот естественный процесс. В условиях, когда почти треть населения внезапно вымерла, значительная часть земель перестала обрабатываться. Оставшиеся в живых перенесли свои плуги на более плодородные земли и перегнали свои стада на лучшие луга. Многие землевладельцы отказались от земледелия и, огородив свои, а нередко и захваченные чужие, пастбища, перешли к овцеводству. В это время, когда разбогатеть стало легче, когда цены пошли вверх и прибыли резко возросли, доступных рабочих рук оказалось почти вдвое меньше. Небольшие поместья были заброшены, во многих владениях совсем исчезли крестьяне, работавшие там с незапамятных времен. Спрос на пахарей и работников подскочил, на них началась настоящая охота. Они же, в свою очередь, стремились улучшить свое положение или по крайней мере поддержать уровень жизни при растущих ценах. Поэт Ленгленд интересно описывает их жизнь в поэме «Видение о Петре Пахаре»:

Рабочие, которые не имеют земли, чтобы жить ею, но только руки,

Не соглашались есть за обедом вчерашнюю капусту;

Не нравился им ни эль в пенни, ни кусок ветчины,

Требовали жарить им только свежее мясо или рыбу,

Ели лишь теплое или совсем горячее, чтобы не простудить себе желудка.

Рабочего можно нанимать только за высокую плату – иначе, он станет браниться

И оплакивать то время, когда он сделался рабочим,

А затем проклинать короля, а также весь его совет

За то, что они принуждают исполнять законы, которые угнетают рабочих.

Но их хозяева смотрели на вещи по-другому. Отвергая несостоятельные требования повышения оплаты труда, они возобновляли старинные притязания на принудительный или крепостной труд. Тщательно изучались родословные крестьян, и малейшего повода бывало достаточно для того, чтобы какой-нибудь местный магнат обосновывал свои права на них. Крестьяне, объявленные сервами, то есть крепостными, по крайней мере освобождались от новых притязаний. Утверждение прежней, давно ушедшей в прошлое власти, как бы ни обосновывал ее закон, встречало упорное сопротивление сельского населения. Для защиты своих интересов крестьяне образовывали союзы. Некоторые бежали из поместий, как это делали в 1850-е гг. рабы в южных штатах Америки. Иногда лендлорды в смятении предлагали более мягкие условия исполнения требуемых ими работ или обещали участки для аренды мелким арендаторам. В отдельных поместьях крепостных крестьян массово освобождали, и они постепенно формировали класс свободных арендаторов. Но такое случалось редко. Самым крупным землевладельцем была церковь. Как правило, духовная власть успешно противостояла нападкам этой части своей паствы. Когда лендлорду ничего не оставалось, как сдавать в аренду пустующие участки – например, такое случилось с аббатом Бэттлским в поместье Хаттон, – договор составлялся на самый короткий срок и при первой же возможности переводился на годичную основу. Подобная попытка возрождения обветшалых феодальных требований во Франции в XVIII в. привела к революции.