Роберт Брюс взошел на шотландский трон в 1306 г.

Английская армия была столь велика, что для подхода тыла к фронту требовалось три дня. Расстояние, пригодное для развертывания войск, составляло немногим менее двух тысяч ярдов. Пока воинство группировалось перед шотландскими позициями, произошел один инцидент. Английский рыцарь Генрих де Боэн пробился вперед во главе отряда валлийской пехоты, чтобы, используя фактор внезапности, попытаться отбить замок Стерлинг, осажденный шотландцами. Брюс успел вовремя встретить его с горсткой своих людей перед стенами замка. Боэн сразился с ним один на один. Брюс поджидал его атаки, не садясь в седло. Умело отбив боевым топором копье англичанина, он поразил его одним ударом на глазах у всех.

Битва при Баннокберне – самое крупное поражение англичан со времен Гастингса

Утром 24 июня 1314 г. англичане двинулись в наступление. Плотная волна всадников спустилась с холма, преодолела Баннокберн и устремилась вверх по склону на копейщиков. Несмотря на потери из-за вырытых в земле ловушек, они все же сблизились с шотландцами. «И когда два воинства сошлись и кони врезались в шотландские пики, как в густой лес, то поднялся ужасный оглушительный шум от раскалывающихся копий и ржания гибнущих коней, и на какое-то время они застыли, сомкнувшись». Ни одна из сторон не пожелала отступить, и битва продолжалась, охватывая весь фронт. Лучники оставались без дела. Когда они послали стрелы в воздух, как это сделал Вильгельм при Гастингсе, то нанесли больший урон своим, чем шотландской пехоте. Наконец отряду лучников удалось зайти в левый фланг противника. Но Брюс уже предусмотрел такой поворот событий. Его небольшой конный отряд быстро выступил против них и заставил отступить к огромной толпе, ожидающей возможности вступить в бой и уже проявляющей признаки беспокойства. К сражающимся подходили все новые и новые пополнения. Постепенно усиливалась сумятица. Наконец на холмах справа от англичан появились люди Брюса, размахивающие флагами и издающие громкие крики. Этого оказалось достаточно, чтобы вызвать общее отступление, которое возглавил сам король, окруженный многочисленной личной охраной. Отступление быстро переросло в бегство. Шотландские копейщики устремились вниз по склону, нанося невосполнимые потери англичанам, еще не успевшим пересечь Баннокберн. Никогда английское рыцарство не терпело такого поражения. Даже результаты сражения при Тоутоне в период войны Роз были менее трагичными. Шотландцы утверждали, что убили и захватили в плен тридцать тысяч человек (на самом деле это больше всей английской армии), но тем не менее победа копейщиков, буквально уничтоживших армию из конницы и лучников, должна считаться военным чудом.

В долгой истории Англии мы часто видим, как способные, талантливые правители своими добродетелями порождают будущее зло, а слабые, безвольные монархи открывают дорогу прогрессу. В это время бесконечная борьба за власть вступила в новую фазу. Мы уже видели постоянно возрастающее влияние чиновников королевского двора, которые временами бывали довольно авторитетными. Это сделалось более заметным, а следовательно, и более нетерпимым, когда монарх, попавший под их влияние, оказался неспособным превзойти их в искусстве политики, а его личные качества также оставляли желать много лучшего. Феодальные бароны успешно боролись против королей. Теперь они поняли, что у них на пути стоят королевские чиновники. В то же время королевские служащие были явно необходимы для развития государства. Бароны так же не могли думать о ликвидации этих чиновников, как их предки – об уничтожении монархии. Вот почему в изменившихся условиях новое поколение оппозиционеров стало стремиться к тому, чтобы обрести контроль над бесценным административным аппаратом. В XIV в. они пытались получить возможность выбирать лиц, получающих ключевые посты при дворе, или по крайней мере контролировать их назначение, то есть достичь того, что удалось сделать только вигской знати при Ганноверской династии.

Комитет лордов-орденеров, как мы уже видели, заправлял в королевской курии, но вскоре им стало ясно, что многие важные аспекты управления все еще не доступны им. В те дни считалось, что король не только царствует, но и правит. Личной подписи короля, оттиска печати на документе, предписания, изданного тем или иным чиновником, было достаточно, чтобы на их основе суды выносили amp; решения, солдаты маршировали и палачи исполняли свои функции. Одним из главных обвинений, выдвинутых против Эдуарда II при его смещении, было то, что он не справился с задачей управления страной. С самого начала король слишком многое предоставлял решать своим чиновникам. Комитету лордов казалось, что высший контроль за управлением перешел из королевской курии в некое внутреннее учреждение, называемое «Королевским Гардеробом». Там, в этом «Гардеробе», король со своими незаменимыми фаворитами решал всевозможные вопросы – от покупки королевских рейтузов до ведения континентальной войны. Опытные, самоуверенные, грубые бароны остались за пределами этого избранного, замкнутого круга. Процесс усиления Гардероба раздражал их, как раздражает человека, вскарабкавшегося на вершину холма, вид новой вершины. Не следует полагать, что подобный опыт существовал только в том далеком веке. В самой природе высшей исполнительной власти заложено свойство стремиться в узкие пределы; без такой концентрации нет никакой исполнительной власти. Но когда этот естественный процесс отмечен противоестественным пороком и запятнан позорным поражением на поле боя, то ясно, что те, кто стучатся в двери власти, нашли отличную возможность для удовлетворения своих притязаний, тем более что многие из лордов благоразумно воздержались от участия в Баннокбернской кампании и могли, таким образом, свалить всю вину за катастрофу на короля.