XIII веку суждено было стать великим столетием парламентского развития, однако в «Хартии» нет никакого упоминания ни о парламенте, ни о представительстве кого-либо, кроме баронов. Великие лозунги будущего не нашли себе здесь места. По сути, «Хартия» – это удовлетворение феодальных жалоб. Недовольный правящий класс добился этого от противящегося ему короля. Речь идет о сохранении тех привилегий, на которых настаивали бароны, и при этом игнорируются некоторые очень важные вопросы, которые король и бароны должны были решить, как, например, условия военной службы.

Вместе с тем нельзя легко отмахиваться от «Великой хартии вольностей», как это сделал один современный писатель, назвавший документ «памятником классовому эгоизму». Даже в те дни люди всех званий выше виллана были заинтересованы в обеспечении неприкосновенности землевладения от возможных незаконных притязаний. Более того, даже самые крупные магнаты могли владеть – и часто владели – помимо своей основной усадьбы участками земли в самых разнообразных формах: на основе рыцарской службы (держания), по праву сокиджа или по завещанию. Таким образом, заботясь о себе в Раннимеде, бароны фактически защищали и закрепляли права всего земельного класса – простых рыцарей с двумястами акрами, крестьянина или йомена с шестьюдесятью. И есть свидетельства, что во всей стране «Хартию» воспринимали именно так. В 1218 г. один чиновник попытался отменить своей волей решение местного суда в Линкольншире. Жертвой оказался крупный собственник, но все графство выступило в его поддержку, за «клятвенно обещанную и дарованную свободу», действуя «с ним, за себя так же, как за него, и за общество всего королевства».

Даже если магнаты XIII в. мало понимали, что такое общие свободы, и еще меньше думали о парламентской демократии, они все же закрепили один принцип, которому было суждено иметь первостепенное значение для будущего развития английского общества и английских институтов. По всему документу проходит красной нитью мысль о том, что существует закон, который выше короля и который даже он не должен нарушать. Подтверждение высшего закона и его выражение в грамоте являются великим достижением «Великой хартии вольностей», и уже одно это оправдывает то уважение, которое питают к ней люди. Правление Генриха II, по мнению большинства уважаемых исследователей, знаменует начало господства закона. Но корона еще оставалась над законом, а правовая система, созданная Генрихом, могла стать, что продемонстрировал Иоанн, инструментом угнетения.

В первый раз сам король оказался связан законом. Этот основной принцип пережил многие поколения, развивался на протяжении веков и приобрел свое настоящее значение через многие годы после того, как феодальные распри начала XIII в. ушли в прошлое. Со временем «Хартия» стала незыблемым свидетелем того, что власть короны не абсолютна.

Факты, воплощенные в ней, и обстоятельства, приведшие к ее возникновению, оказались или похороненными в прошлом, или неверно поняты потомками. Основополагающая идея верховенства закона, давно жившая в феодальном обычае, была возвышена этим документом и превращена в национальную доктрину. И когда в последующие столетия государство, разбухшее от собственной власти, предпринимало попытки грубого попрания прав и свобод своих подданных, то именно к ней снова и снова обращали они свой призыв и всегда одерживали победу.