Генрих Семирадский. Римская оргия

Кульминацией античной чувственности и римского гетеризма стала эпоха Августа, в которую творили поэты Овидий, Гораций, Тибулл. Нашей темой не являются гетеры сами по себе (желающие могут прочитать «Беседы гетер» Лукиана и другие интересные документы эпохи). Наше внимание привлекает то, что росту в Риме гетеризма и сопутствующих удовольствий предшествовали военные победы Рима и накопления богатств в элите. Рост ее богатств сопровождается ростом ее безнравственности. Рим имеет деньги, очень много денег. А это почему-то чрезвычайно волнует всех женщин мира. Они вообще любят победителей, а еще больше – победителей богатых. Особенно бурный всплеск сей «эпидемии» имел место во времена Суллы. Тогда, в эпоху гражданских войн и проскрипций, в эпоху перераспределения богатств и еще невиданных грабежей, в руках у новой знати оказались сказочные средства. На них можно было купить все что угодно: дома, земли, поместья, рабов и. женщин. Накопление богатств вело к росту комфорта и роскоши. Все словно обезумели, окунувшись в моря наслаждения, вина, пороков. В этом море «любви» представители знати и богачи иной раз выуживали понравившихся им «рыбок», как умелые рыбаки.

П. Батони. Чувственность. 1747

Столь завлекательной была эта мода, что мужчины перестали вступать в брак, женщины перестали рожать, не желая иметь детей, те и другие предпочитали кратковременные связи. Замуж женщины выходили, как гризетки на прогулку. Марциал рассказал о некой женщине, что проделала от шести до семи опытов в замужестве (и все оказались неудачными). Не отличались постоянством, прямо скажем, и мужчины. У некоторых были три жены, как у Августа, Овидия и Плиния Младшего, у иных четыре – как у Цезаря и Антония, а некоторые обзавелись даже пятью – Сулла и Помпей. Разумеется, в расчет не брали прочих пассий и метресс, а дамы при этом стоили недешево. Дело доходило до того, что грозные императоры, сенаторы и генералы просаживали на гетер целые состояния. Сулла так на этом фронте поиздержался, что гетера Никополис, его метресса, даже назначила его своим наследником.

Фр. Лейтон. Рыбак и сирена. 1856–1858

Правда, римские императоры не считали зазорным брать налоги не только с торговцев, ростовщиков, земледельцев или ремесленников, но и с бесчисленных проституток. Налог на промышленность собирался раз в четыре года, но император, следя за нравственностью, брал «очистительный налог» с женского тела. Живший в Риме в I в. до н. э. Катулл в поэтической форме выразил атмосферу Вечного города:

Сцена из Помпей. Фреска

Вижу, вижу, в распутную девчонку

Ты влюбился, и совестно признаться.

Не проводишь ты ночи в одиночку.

Молча спальня твоя вопит об этом,

Вся в цветах и пропахшая бальзамом,

И подушка, помятая изрядно,

И кровати расшатанной, на ножках

Не стоящей, скрипенье и дрожанье

Не помогут молчать и отпираться.

Ты таким не ходил бы утомленным,

Если б втайне страстям

не предавался…

Увлечение любовными похождениями становится в Риме чем-то вроде поклонения богам, своего рода священным ритуалом. Конечно, были и сторонники строгих нравов, но таких моралистов высмеивали поэты и сатирики. Поэт Петроний в «Сатирикионе», защищая свою книгу от нападок моралистов (как он выражается, Катонов), берет в союзники Эпикура: «Правды отец, Эпикур, и сам повелел нам, премудрый, вечно любить, говоря: цель этой жизни – любовь». Однако даже во время дум о прекрасных женщинах и пылких мужчинах античный муж нет-нет да и заговорит о деньгах, которые все время присутствуют в сюжете почти любого рассказа, любой сцены, любого стиха или истории. Вот, скажем, Петроний дает описание италийского города Кротоны, города древнего, когда-то первого в Италии. Теперь же «частые войны свели на нет его богатство». Город напоминал собой пораженную чумою равнину, на которой нет ничего, кроме терзаемых воронами трупов. Все думы – только о деньгах. Один из персонажей, Эвмолп, замечает, что «ровно ничего не имеет против любого способа обогащения». Аферисты, цель которых получение богатства (все равно, чьего и каким способом), расписали роли. Эвмолп изображал богача, у которого в Африке до сих пор «на тридцать миллионов сестерциев земель и денег, отданных под проценты», ну и огромное число рабов. При этом он должен был и вести себя как настоящий богач – т. е. «говорить только о золоте и серебре, о своих вымышленных имениях», «он обязан был изо дня в день корпеть над счетами и чуть не ежечасно переделывать завещание». Самое главное, что вся эта сцена настолько соответствовала реалиям жизни, что на нее многие клюнули. «Громкая слава о богатствах ослепляла глаза и уши этих несчастных», – делает вывод Петроний. Таковы были римские граждане, которые тут же сбежались в надежде получить наследство. Эти люди стали приносить Эвмолпу деньги, соревнуясь в намерении заручиться его благосклонностью.